На одном из подоконников бескрайнего множества окон сидел обыкновенный котейка и наблюдал за солнечным днём, происходящим по ту сторону. Замерев меж двух приоткрытых створок, ловил носом уличные запахи. Он знал, что утренние булочки в соседней пекарне уже почти все ушли с утренним кофе и до обеда могут иссякнуть окончательно.

Насколько он знал, у всех горожан или почти у всех — у самых важных, ну, или тех, кто считал себя важным — по утрам был неизменный ритуал. Они надевали свои костюмы или платья — кто в чём собирались на работы, — и по пути забегали в пекарню за свежей булочкой. А кто выходил из дома заблаговременно — успевал заглянуть в уютное кафе напротив.

Если его хозяин решал, что сегодняшний день хорош, то выставлял на улицу столики и поднимал навес, где в лёгкой тени, которая уже скоро могла понадобиться, все желающие могли выпить кофе и съесть ещё этих мягких хрустящих булочек из пекарни через дорогу.

Так, вслед за горожанами, запах свежей выпечки переносился из булочной за столики кафе, где девушка спешила принести гостям уже вторую чашку.

Вслед за кофе по городу начинали разноситься слухи.

Говорили, будто кто-то повадился воровать булочки с корицей, пряность для которых была от чего-то редка в городе и разве что булочник мог себе её позволить. То говорили, что нападкам подвергаются вовсе не булочки, а плюшки с повидлом, которые больше всего предпочитали упитанные мужчины с непростыми запонками. Такие обычно мостили крыши своих домов красной черепицей и выращивали на них много труб.

Затем слухи рассказывали о том, что вовсе не кофе и даже не булочки являются основной причиной, отчего все в городе так любят по утрам сидеть за столиком небольшой кофейни. Они говорили, что всё дело в девушке с белым фартуком поверх пышкой красной юбки, грациозно скользящей между столиками с подносом и разносившей кофе.

Говорили, что к её сердцу пытались подступиться уже все-все в этом городе, но… — увы. Очарованные её улыбкой даже самые пылкие и опытные сердцееды теряли дар речи. Одухотворённые они вставали из-за столиков и, не замечая ничего вокруг то и дело натыкаясь на зазевавшихся прохожих, шли к саду. Там им было самое место — среди бескрайнего лабиринта кустов ароматных роз и беззаботных девушек, приходивших в этот романтический уголок наслаждаться безмятежностью природы.

К полудню на улочках никого. Все, кто мог, уже давно были заняты делами, и разве что бездельники да писатели прятались от припекающего солнца под навесом кофейни. Последним даже было не до девушки, они бесконечно заняты или рассыпанием букв по белой бумаге, или судорожным вытиранием разлитого кофе с только что написанного. Некоторые от досады бросали рукописи на столе, торопясь добежать до дома, пока не выветрились их идеи. Увлечённые натуры — что с них взять!

А она принимала брошенные рукописи в качестве чаевых и уносила в кофейню, где прикалывала к стенам. Иногда заезжие издатели или литераторы открывали в этих необыкновенных цепочках букв, переплетающихся с необычными рисунками, какие только кофе и может оставить, новые имена. Бывало, что они срывали листы со стены и убегали на поиски этого таланта.

Со временем стали говорить, будто все неудачи, связанные с покорением юной официантки, просто из-за того, что её пленил некий ловелас «с пышными усами» и не оставлял ни единой её мысли без своего участия. «Конечно, у нас не было и шанса!» — думали они, заглаживая в душе свои неудачи. Как бы то ни было, ловеласа никто не видел, и каждый кивал на своего соседа с усами. И чем пышнее были усы — тем сильнее были подозрения.

Когда полдень оставался далеко позади и сбегали даже писатели, залитые горем от залитых кофе рукописей, а спешащие с работы горожане появились бы только через пару часов, хозяин кофейни оставлял девушку за главную, давал ещё несколько наставлений, на которые утром не хватило времени, и скрывался за дверью пекарни.

Когда он отлучался «на четверть часа» и шёл к пекарю, чтобы «обсудить дела», непременно брал с собой две полных туркиароматного кофе, зёрна которого даже хранил в отдельном ящике подальше от остальных. Кажется, чтобы другие сорта не потеряли свой собственный запах. Тогда девушка понимала, что «дела» займут никак не меньше часа и она может позволить себе выпить чашечку кофе.

С тем она откладывала в сторону фартук и садилась за один из столиков, выставленных на улицу, откуда смотрела на город. Ах да, надо сказать, что город фактически «лежал у ног» кофейни, расположившейся, как и несколько домиков, наверху большого пологого холма, который давно уже был застроен и вымощен улочками.

Было самое время сказать своё «мур».

Котейка повернулся в сторону, схватил зубами небольшой бумажный пакет, и, пройдя вместе с ним по карнизу, спрыгнул сперва на одну из открытых створок окна этажом ниже, а затем уже на мостовую.

Ещё через мгновение он сел у её ног, продолжая сжимать свёрток в зубах. Увидев Котейку, она улыбнулась, поставила чашку и взяла у него пакет. В нём оказались те самые ароматные булочки с корицей, из-за сильного аромата которых у Котейки всё ещё смешно подёргивался нос.

Рассмеявшись, девушка усадила его к себе на колени, как это часто случалось в последнее время, и принялась пить кофе со своевременным подарком. А Котейка уютно свернулся, всё ещё невпопад шевеля усами. Сейчас было самое время сказать своё«мурррр!»

...а что Котейка знал про винный погреб, и узкую улочку, зажатую меж двух домов — так это другая история.